От станции в море уходили длинные мостки – пирс, на котором ты экипируешься и прыгаешь в воду. До свала на глубину было около 40 метров мелководья с узким желобом надне, по которому, собственно, и выбираешься в море. O’key, нырнул… Риф круто уходил вниз, но на небольшую глубину, 5–7 м. Первое, что бросилось в глаза – кораллы оченьгрязные, большинство мертвые, живых, на первый взгляд, около трети. Доминируют две-три формы древовидных и пара инкрустирующих. Губок мало, мягких кораллов вовсе нет,на всем – мощный слой осадка! Боже, значит, это правда! За две недели до приезда сюда мне в руки попалась статья о мониторинге состояния коралловых рифов, проводившемсяв течение 10 лет одновременно в разных регионах планеты. Результаты ужасающие!

Коралловые рифы бесповоротно вымирают: самые благополучные из них – в Красном море; похуже состояние тех, что в Океании; от австралийских кораллов «в живых» осталосьоколо 60%. В самом плачевном состоянии кораллы Карибского моря: живых — одна десятая! И я это увидел! Естественно, что картина неоднородна. Где-нибудь на Кубе их еще 70–80%,а у побережья Панамского побережья уже меньше 1%. Две основные причины стремительного вымирания – потепление воды и засорение океанов механическими осадками. И то и другое –результат деятельности человека, выражающейся, в том числе, в истреблении тропических лесов. Производить новую бумагу гораздо дешевле, чем перерабатывать макулатуру. В итогеза год только в Латинской Америке леса вырубаются на площади, равной территории Швейцарии. Дожди, идущие здесь 9 месяцев в году, быстро размывают обнаженную почву, котораяпопадает в реки. Дальше объяснять не надо.

Настроение у меня изрядно упало. Я пытался развлекаться, рассматривая коралловых рыбок, но и тех здесь было немного. Передо мной стояла грязно-серая стена из мертвых кораллов,лишь верхушки которой были живыми. После ланча решил нанять лодку, чтобы понырять у ближайшего острова. Это погружение в значительной мере компенсировало мое уныние. Я не сталбрать акваланг и нырял лишь в маске и ластах. Здесь риф выглядел гораздо лучше. Вокруг каждого кораллового «куста» вилась группа разноцветных рыбешек, на дне возлежализдоровенные морские огурцы – голотурии. На «закуску» из щели в одном из кораллов на мгновение выплыла красавица рыба-ангел. Я был совершенно сражен ее великолепием и почтисчастливый вылез из воды… В конце, правда, сильно измазал ласты в мазуте. Сынишка хозяина, улыбчивый паренек лет 10, помогал мне их оттирать.

В первый день полевых экскурсий нас вывезли на остров Табога, что в Тихом океане. На маленьком пароходике мы прошли под мостом между Америками, перекинутом через Панамский канал,и через час прибыли на Табогу. Нас было 25 человек. Разместились в отеле, окруженном деревьями, по которым ползали игуаны и шныряли колибри. А затем нас повели нырять. Здесь,правда, было строго – никаких аквалангов, только комплект № 1. Смитсоновский тропический исследовательский институт (СТРИ), на базе которого проводилась конференция, оченьбеспокоился за наше здоровье.

Мгновенно бросилась в глаза разница между океанами: лазурная теплая Атлантика (24–26°С) и коричневато-серая прохладная Пацифика (около 20°С). В тропическом Карибском моредва приливно-отливных цикла днем и еще один, третий, ночью. Вода относительно прозрачная, огромное биоразнообразие при невысокой продуктивности. На тихоокеанском побережьедва прилива-отлива в сутки, вода мутная, огромная продуктивность (большую часть рыбы, креветок и моллюсков ловят именно здесь) при относительно невысоком разнообразии.Совершенно разные гидрорежимы, температура и гидрохимия, разделенные менее чем сотней километров.

Это ныряние было самым неинтересным за всю поездку. Холодно, на дне пусто (тем не менее, нашел одну раковинку Cyprea), кораллов и коралловых рыб мало, и, как и в первый день,на всем заметный слой осадка. Хозяин и организатор конференции доктор Джереми Джексон подтвердил мои худшие опасения относительно участи кораллов. Он приехал в Панаму из США25 лет назад и хорошо помнит, какими рифы были тогда. Все эти годы Джереми занимался различными вопросами, связанными с динамикой коралловых биоценозов. Его прогноз более чембезрадостный: «Те, что живут на Земле сейчас, – последнее поколение, которое еще может видеть коралловые рифы и тропические леса. Причина одна: слишком много людей, глобальноеперенаселение».

На Табоге мы прожили сутки. Остров окружен мелкими островками, все – гористые, заросшие влажным тропическим лесом. Огромное количество серых пеликанов, много фрегатов.Нас еще раз вывезли понырять к одному из таких островков, но самым интересным в этой поездке (кроме бешеной скачки на катере) были именно птицы. Пеликаны гнездились, летаявзад и вперед с огромными ветками в клювах.

По возвращении с Табоги нас снова вывезли в Портобело на развалины одной из самых старых в этих местах испанских крепостей. Показали работу крупнейшего из шлюзов Панамскогоканала, а потом погрузили в два самолетика, летевших на острова архипелага Сан-Блас, что в Карибском море (предварительно «обрадовав», что две недели назад один из таких«еропланов» нырнул со всем содержимым). Летели с полчаса, из них минут 20 – над сельвой. Это действительно море деревьев!

Коралловые острова Сан-Блас находятся неподалеку от побережья Панамы, их около 350, но только около сотни обитаемы. Самый крупный остров достигает 400 м в длину и 250 в ширину.На нем и еще на одном находятся взлетно-посадочные полосы. В начале века, спасаясь от племени каннибалов, острова заселили индейцы куна. Куна несколько тысяч, и у них некоеподобие автономии, две школы, музей и парламент. Они – язычники, очень следят за чистотой «расы» и гордятся тем, что они – куна. Основой экономики служит кокосовая пальма, затемтуризм (изготовление и продажа сувениров: бус, раковин и традиционной одежды с бисерными вышивками – мола), в меньшей степени – рыба.

Разместили нас в «отеле» – большом, насквозь продуваемом морским ветром бараке под крышей из пальмовых листьев. Жуткая жара и влажность. Туалеты «деревенской» модификациинаходились на конце мостков, идущих в океан от берега. Вместо слива – океан. Наш остров назывался Налунега. Рядом с ним находилась морская биологическая станция СТРИ. О такомбиологу приходится только мечтать: микроскопический островок (30 х 40 м), обнесенный постройками на сваях (лабораториями и жилыми помещениями) и водолазной станцией с компрессоромв центре. Биологическая станция – на коралловом острове! Основная проблема – пресная вода. С животными, свежей морской водой и прочим проблем нет. Тем не менее, станция работалапоследний год. Несмотря на то, что институт платил ежегодно немалые деньги за аренду острова (80 тыс. долларов), куна «выгоняют» биологов. Да здравствует независимость!

Гвоздем программы нашего трехдневного пребывания на Сан-Блас, естественно, было ныряние. Нас вывозили нырять на два часа, обычно по два раза в день, плюс дорога туда и обратнозанимала час-полтора. Итого в море мы проводили, в среднем, по 6, иногда 7 часов в день. Лодка, нагруженная голыми учеными и нашими масками–ластами, скачет по зыби, зарываясьносом в волны, мы сидим совершенно мокрые, отвернувшись от брызг. Кто там поет песни, что морская вода – чуть ли не готовый для переливания физиологический раствор? Если попадутв глаза эти самые 36 промилле, то почище дегтярного мыла будет. А в рот? Спазмы в горле! А в нос? Первый день все кровью сморкались. Так что и у здешнего рая есть свои особенности.Соленая вода, высыхая, оставляет на коже настоящую корочку. По поверхности океана несет большое количество обрывков «черепашьей травы» Thallasia, на которых селятся гидроидныеполипы. Они очень чувствительно кусаются, особенно когда кусок «травы» попадает куда-нибудь под мышку. В первый день все исчесались, как вшивые.

Но, конечно, все это с лихвой окупается здешней экзотикой. Разве кто-нибудь может думать о «сгоревшей» спине, когда посреди лазурного моря появляются коралловые острова скокосовыми пальмами, как будто ты смотришь на почтовую открытку или экран телевизора с «Клубом путешественников»; когда на причале лежит пойманная к ужину здоровеннаябарракуда; когда, ныряя в почти горячую воду, ты понимаешь, что все это – кораллы, рыбы, губки – ты уже тысячи раз видел, только теперь это все – настоящее.

В первый день ныряли лишь один раз, но как! Здесь кораллы еще живые или, по крайней мере, кажутся такими. Рыбы, рыбы, рыбы! У нас было три книги по фауне Карибского моря,и вечерами к ним выстраивалась очередь, поскольку каждый хотел знать, как называется то, что он видел под водой сегодня. Если кому-нибудь не лень взять в руки «Жизнь животных»(том «Рыбы»), то можно хотя бы в некоторой степени представить, что я видел: королевскую и французскую рыб-ангелов, рыб-бабочек (разных), рыб-дамочек, рыб-попугаев, рыб-белок,рыб-хирургов, а также огромное количество других, для которых в русском языке нет названий, кроме как океаническая рыба-триггер, рыба-складной нож, голубой танг…

А кроме того – морские ежи Diadema (почти вымерли несколько лет назад от какого-то вируса, их сейчас меньше 1% прежней популяции), брюхоногие моллюски Strombus, голотурииHoloturia mexicana величиной с кошку и кораллы, кораллы! Горгонарии, акропоры, мозговики (величиной со стол не хотите? – у меня чуть глаза из маски не выпрыгнули!), так называемыеогненные или жгучие кораллы Millepora, грибовидные кораллы Fungia и так далее. Здесь не знаешь, на что смотреть в первую очередь. То ли остановиться и наблюдать за кем-то, то липлыть дальше, находя все новое и новое, или выискивать на дне раковины и песчаные доллары – плоских морских ежей Clypeaster. Перед тем, как залезть в лодку, я еще увидел иската-хвостокола.

На следующий день мы снова поехали нырять. За 40 минут, абсолютно мокрые, добрались до места, бросили якорь на мелководье. С нами, как правило, ездили 2–3 аквалангиста изСмитсоновской лаборатории. Они помогали собирать материал для наших исследований – обломки раковин с колониями микроскопических организмов-фильтраторов (Bryozoa).Попрыгали в воду – и началось!

Коралловые рифы – вот поистине одно из величайших чудес света! И чем дальше от берега, тем они восхитительнее! Огромные, по 3–5 м в высоту и с кроной 5–7 м в диаметре«деревья» с плоскими ветвями (Acropora palmata); высокие, до 5 м, колонны Dendrogyra cylindrus; как чешуи гигантской рыбы – плиты Montastraea faveolata. Я, биолог, даже непредставлял себе, что колонии кораллов могут быть столь огромными! Одно дело – знать о них по книгам, другое – видеть живыми. Ты плывешь по лабиринту между коралловыми колоннами,а прибойные течения плавно полощут веера мягких кораллов и губок.

Вместе с этими потоками туда-сюда гоняет многочисленное население рифа, но рыбешек жизнь в подводном «гамаке», кажется, ничуть не смущает. Они носятся друг за другом, отстаиваяперсональные пещерки, обкусывают кораллы (особенно это хорошо заметно у рыб-попугаев: «поев», они выбрасывают через жабры облачко коралловых крошек), рыбы-чистильщики тут жеумудряются обслуживать своих «клиентов», под камнем шевелится большущий коралловый краб Carpilius corallinus. А чуть позже я наткнулся на группу карибских рифовых кальмаровSepioteuthis sepioidea. Четыре кальмара сантиметров по 25–30, все в фосфоресцирующих зеленоватых пятнышках, плыли параллельными курсами на равном расстоянии друг от друга.Разлучить их, разбить группу было практически невозможно: что бы я ни делал, кальмары спокойно уворачивались и занимали прежнее положение в строю.

На ланч были лангусты с лимонным соком. Тело лангуста после варки разрубают вдоль на два куска и подают к столу. Вкусно, но у наших раков мясо значительно нежнее.

И снова нырять! Снова далеко от побережья. Этот риф еще восхитительнее прежнего. Отвесная разноцветная стена уходит на глубину около 10 метров, постепенно переходя в пологоепесчаное дно. Вода кишит рыбами. Когда подо мной проходила большая стая голубых тангов, я нырнул и немножко «полетал» c ними: они почти не боятся, и их голубая «стена» плавнообтекает тебя. А потом на мгновение увидел барракуду! Я повернул голову и увидел здоровенную серебристую торпеду с большими круглыми глазами и темными полосками у хвоста.А вот акул я здесь так и не встретил. Джексон говорит, что их выловили.

Вечером мы сидим на песке под огромным тропическим звездным небом, а десятки маленьких геккончиков выходят на ночное дежурство, облепляя лампы и фонари. Утром нас будят местныептицы, которым именно в 6.15 (и не позже!) необходимо с полчаса поорать дурными голосами, после чего они умолкают до следующего утра. В этот день к птицам присоединились голосараковин тритона Charonia: к Налунега подошел огромный туристический лайнер, и индейцы, используя раковины как горны, оповещали округу о большом рыночном дне. Со всех сторон кнашему острову потянулись долбленки под парусами и без, нагруженные раковинами, молодыми кокосовыми орехами и прочими сувенирами. Наши зоологи тоже прибарахлились, меня жеинтересовали раковины. Найти хорошую раковину на дне довольно сложно. После смерти моллюска они, как правило, сильно обрастают и почти всегда заселяются новым хозяином –раком-отшельником. Такую раковину брать в качестве сувенира просто рука не поднимается. Никто из наших не обломил ни одного коралла, не взял на память ни одной «живой» ракушки.

В 9 утра мы вышли в море на рыбалку. Мы – это я, Геро Хиллмер (профессор-палеонтолог из Гамбургского университета) и пожилой индеец-куна Рикардо. Долбленка идет вдоль рифапод мотором на малой скорости, а один из нас (рука в перчатке) держит вытравленную метров на 70 трехмиллиметровую леску с двумя рыбешками, насаженными на два огромных крюка.Через полчаса клюнуло в первый раз. Геро стал подтаскивать рыбу, говоря, что она, по-видимому, не очень большая. Рикардо же, говорящий по-английски очень условно, сообщил,что сейчас барракуда начнет прыгать: «Сальто! Сальто!». И точно, метрах в 30 от лодки она целиком выпрыгнула из воды, показав свои действительно небольшие размеры. Уже усамой лодки Геро сбавил темпы, пытаясь сделать так, чтобы я успел сфотографировать рыбину в воде. Результат не заставил себя ждать: барракуда сорвалась!

Следующую поймал я: она тоже была не больше 2 кг, а Рикардо, когда она была под лодкой, мастерски всадил в нее багор. Вторую барракуду, которая, как и первые две, основательноразвлекла нас акробатикой, поймал Геро. Эта была хоть куда – около 7 кг. Моя выглядела по сравнению с ней недоростком.

Можете оценить ощущения: длинная, очень узкая долбленка переваливается с волны на волну, лавируя вдоль рифа, светлое дно просвечивает сквозь бирюзовую воду, палящее солнце исоленые брызги (21 января), а на «руле» сидит человек, с которого Хэмингуэй вполне мог «срисовать» своего Старика. И можете представить себе силу и скорость барракуды, котораяуспевает схватить наживку, двигающуюся пусть на небольшой, но все-таки гораздо большей, чем любая блесна, скорости, и упирается, как небольшой крокодил. Короче, третью барракудуснова поймал я! Тогда мы провели в море около 4-х часов. Геро хотел заполучить голову своей барракуды в качестве трофея, но нам это не удалось. Мелкую барракуду нам зажарили, авот крупных не дали, сказав, что по достижении определенного размера мясо барракуд становится ядовитым. Впоследствии я не раз слышал об этом. По-видимому, эта хищница аккумулируетв своем организме токсины сине-зеленых водорослей, получаемых ею через пищевые цепи. Все же индейцы пожалели выкинуть рыбу и съели ее. Повариха за это жестоко поплатилась: заполночь мы услышали звуки, свидетельствующие о борьбе женщины с отравленным организмом.

И снова в воду! Последний раз купаюсь! Нас высадили на Чэннэл-Айлэнд – 60 метров в длину, два десятка жителей, две хижины и полсотни кокосовых пальм. Ныряли до головной боли,ведь завтра уезжаем. Наслаждаясь крупной зыбью, заплывали далеко в океан. Не очень глубоко, поэтому не страшно. От меня нерешительно прятался небольшой тигровый группер, проплылздоровенный каранкс, рыбы-иглы (не наши, а крупные, зубастые), рыба-труба. А на прощание передо мной продефилировала «полуночная» рыба-попугай почти в метр длиной. На острове мыпили молоко из молодых кокосовых орехов и ели их желейную мякоть. Потом я обошел островок по мелководью и встретил маленького осьминожка, который, убегая, выпустил чернильную струю…

На обратном пути мы буквально натолкнулись на небольшую стаю атлантических пятнистых дельфинов: народ горохом посыпался за борт – посмотреть на них под водой. Дельфины, однако,не были склонны к общению, и только один из них, уже когда мы вернулись и снова завели мотор, догнал нас и дважды картинно выпрыгнул из воды, сверкая мокрой спиной под восторженныевздохи публики.

А затем была конференция, экскурсия в тропический лес и много чего еще интересного. И все-таки самое яркое впечатление от этой поездки оставили острова Сан-Блас. И в то же времяменя не оставляет мысль, что этот коралловый рай обречен на быстрое умирание. То, что я видел у побережья Панамы, не просто тревожный сигнал. Это – далеко зашедшая болезнь.
Мы убиваем нашу планету день за днем, год за годом. Мы отравляем воду и воздух, уничтожаем леса.В стремлении жить все более комфортно мы не можем остановиться, и лишь ничтожная часть из нас (в том числе и мы, морские биологи) осознает реальный ужас того, что происходит.Мы – последнее поколение, которое еще может видеть коралловые рифы и тропические леса…