Хочу рассказать, как во времена моего детства (прошлый век, 1967 год) мы начинали заниматься этим «мокрым делом» — аквариумом.
Вcя эпопея началась с выданной в школьной библиотеке книжки про рыбок. Ах, какая это была книжка!!! Неземной красоты аквариумные рыбки, фантастические аквариумы, загадочная и непонятная прелесть притягивала, увлекала, и так хотелось прямо сейчас, сию секунду, это все заполучить!!! Но – не тут–то было! Надо сначала уговорить родителей. Мать отмахивалась, занятая то стиркой, то уборкой, то вареньем, то… Она всегда была занята… Отец внимательно читал книжку, думал, ходил по дому и прикидывал, куда ЭТО можно поставить…

Наконец место было выбрано, мать говорила «Ага, ладно, только я заниматься ими не буду.» И вот отец шел на переговоры. В результате сваривался каркас из металлического уголка за бутылку соседом через 2 дома дядей Федей. Тот долго ворчал, ходил в сарай с желтой раскладной линейкой, думал, что-то прикидывая в уме, набивал цену – «Работа сложная, тут точность надо…»… В конце концов после доброго десятка напоминаний он наконец выдавал готовый каркас, и получив законный пузырь, удалялся с видом героя 1812 года.

Каркас тащился домой, в него вставлялись стекла из разбитой рамы, найденной среди хлама за сараем, на раствор такого состава: на масляном лаке С-4 замешивался цемент ( о марке 500 тогда не все слышали, а не видел вообще никто!), вырезанные стекла крепко прижимались к уголку враспор вставленными лучинами и все сооружение недельку-другую сохло. Еще недельку оттирались и отмывались руки. После лучинки торжественно снимались, банка заливалась водой (все присутствующие затаивали дыхание — а вдруг потечет) и вода менялась уже каждый день еще недели две. Воняло… Лаком… Долго… Но — хотелось же!!!

Наступал торжественный момент, когда это громоздкое, хрупкое и тяжеленное устройство общими усилиями пытались вворотить на мощный бабкин комод. УРА!!! Получилось!!! Туда ставили привезенный троюродным дядькой из Москвы ( и то после долгих уговоров — зоомагов там было всего 3-4 — найди, попробуй!) советский компрессор. Под аплодисменты всей семьи батька волокал воду и корячился, упираясь головой в низкий потолок, матюкаясь, стоя на шаткой табуретке и выливая из ведра нагретую кипятильником воду. Потом набранные у дороги камушки и гравий кипятили на плите в ведре, промывали холодной водой и сыпали в воду.
И вот ребятня со всех ног неслась к дяде Боре — всего-то на другом конце города, раз плюнуть… Ведь у дяди Бори, известного на весь район своим мерзким характером, по слухам, дома было настоящее чудо, живое!!! – настоящие аквариумные рыбки!!! После долгих причитаний, попрошайничества, яростного подхалимажа и уговоров тот, водрузив на нос очки и пыжась перед замершей и онемевшей от счастья мелкой публикой, ловил сачком что-то мелкое, юркое и кидал в пол-литровую банку, дергал несколько травин, и начинал читать лекцию. Но — ребятня срывалась с места, проорав на бегу «Спасибодядяборя!!!» и вцепившись в банку, со страшной скоростью летела домой. Там уже ждала вся родня.

Сразу начинались охи-вздохи — &quot-ойкакиехорошенькие&quot-, но отец, ухватив сосуд крепкой мужской рукой говорил &quot-Цыц!&quot- и выливал содержимое банки в аквариум. В камушки тыкалось что-то зеленое, иногда пушистое, иногда такое-длинненькое-не-знаю-как-звать, и … это становилось любовью на всю жизнь.
Как ни странно — все жило, размножалось, не болело… Летом, вооружившись сачком, целой ватагой ходили ловить рыбью еду – дафний. Самому близкому другу было оказывалось особое доверие – нести ведерко. Сачок не доверялся никому! Дафний сушили на марле, натянутой на старую оконную раму с выбитыми стеклами. Первый опыт был вонючим – выложенная толстым слоем дафния не высохла, а банально протухла. Опыт накапливался, следующие сушки оказались удачными, и рыбьи харчи запасались впрок. Иногда удавалось побаловать рыбешек «че
ртиками» — личинками комаров, разводившимися в жару в бочке с водой. Зимой ходили на речку с проволочным сачком, которым набирался ил со дна. В сачке же ил промывался, все, что осталось вытряхивалось в ведро. Руки мерзли, с красным носом и примороженными в 20-градусный мороз ногами бежали домой, где вся эта грязища вываливалась на клеенку и деревянным (чтобы не раздавить!) пинцетом выбирался поштучно мотыль. Его несколько раз мыли, заворачивали в мокрую тряпочку, клали в отцовскую деревянную мотыльницу и у рыбок несколько дней был царский пир. Вся семья собиралась посмотреть, как две рыбешки, схватив мотыля с обоих концов, волтузили его до тех пор, пока одна его не выдирала у другой и плавала с «соской», пока не проглатывала.

Самым интересным было наблюдать появление живых мальков из самки. Это не надоедало никогда, на просмотр созывались близко жившие друзья. Те, которых не позвали — обижались и дулись неделю.
Прибежав из школы прилипали к любимой банке — надо же их покормить, пересчитать, полюбоваться… Обязательно приходили друзья. Им все показывалось пальцем, взахлеб, в тысячный раз рассказывалось – как их звать, сколько мальков принесла вот эта самка, что и когда едят. Наконец родители отгоняли от банки всю отару, чужие дети выставлялись за порог, а любимое чадо засаживалось за уроки.

Авторитет в классе был бешеный! Набивались в друзья даже те, с кем после смертельной ссоры подрались в прошлом году и с тех пор не разговаривали.
Шпана росла, сразу в 3х литровых банках, и вот уже наступал момент – «Пап, а пап… Знаешь… Мне бы еще аквариум…»
Потом рыбьи дети переезжали на жительство к друзьям. За пару рыбешек можно было выменять велосипедную цепь или классный складной ножик с наборной разноцветной ручкой. Мальки относились в школу Мариванне — учительнице биологии, чем обеспечивалась пятерка в четверти, жили в детсаду — туда ходил брат Петька…
В 3-х имевшихся в городе библиотеках было аж целых 4 книжки про рыбок. В очередь записывались за полгода.

Вот так начинало мое поколение

Ольга Рябинина.
Подготовил и разместил Никита Матухно.